Быть непонятым — трагедия для художника. Быть понятым — простое человеческое счастье. Быть понятым неверно — привилегия гения.

Вот, допустим, Кафка говорил, что его Замок есть иносказание, символ справедливости. Значит, бесконечный поход гражданина К. к его стенам выражает стремление справедливость эту обрести. По счастью, почитатели Кафки оказались людьми впечатлительными, поняли его превратно и нашли его сочинение куда более многомерным, чем плоская авторская аллегория.

Картины Вермеера создавались по правилам голландской жанровой живописи, требовавшим высокохудожественными средствами порицать порок и поощрять добродетель. Но зритель и тут передергивает, утверждая, что произведения вышли выше замыслов. Он не задумывается о тщете земных богатств при виде дамы, взвешивающей жемчуг. И не спешит брать пример с богобоязненной служанки и трудолюбивой кружевницы. Вместо этого он безответственно наслаждается излучаемым красками мастера волшебством.

Не знаю, так ли, как надо, я понял творения Николая Полисского. Если не так — тем лучше для него.

Ведь и видел я только их фото. Гельман показал. Исполинские объекты, воздвигнутые, как правило, в чистом поле с использованием исключительно первородных русских стройматериалов — дерева, сена, соломы, снега.

«Дровник» — толстый зиккурат из отборных дров. «Башня из сена» — башня из сена. «Башня» — башня соломенная, под снегом. «Медиабашня» — опять башня, очень высокая, плетеная, как корзина, из прутьев, по форме вроде пирамиды, ночью светится. Прекрасные «Лихоборские ворота» — бревенчатая триумфальная арка. «Снеговики» — огромная (штук 100) толпа шикарных снежных баб среди бутиков и ресторанов модной улицы.

Очень национальные изделия. И ничего похожего на не по-нашему ладно скроенные заборы, нужники и срубы этнографических музеев. Работа совсем простая, без затей, но не грубая. Большая, но не тяжелая, а так, с усмешкой. Как будто присутствуешь при сотворении русского мира. Наспех, из чего ни попало, что под скорой рукой, лепится нечто до неба, по чему можно бы выкарабкаться из холода, скуки, нужды.

И вот уже видна Россия — россыпь рязанских избушек, разросшаяся в размашистую лубяную империю. Циклопическое сооружение из древесины, соломы, сосулек. Дух захватывает от этого быстрого и шаткого величия. Кажется, вот-вот сгорит, сгниет, сгинет, но нет. Покачается, покосится, осядет, осыпется по краям — и вновь, поскрипывая, возвышается над материком, красуется страшно и весело. Два Рима падоша, а третий поныне стоит, не железный, не каменный, невозможный — деревянный.

Конечно, мы теперь научились обжигать кирпич, варить сталь и мешать бетон. Под некоторые места подвели фундамент. Кое-где прикрылись ракетами и стабфондом. А в последнее время накупили айвазовских и майбахов. Небоскребами даже обзаводимся — «сити» называется. Блестим, сверкаем.

Есть, чем гордиться. Мы и гордимся. Только неуверенно как-то. Потому что знаем, из чего все сделано. Высоко забрались, широко развернулись, но сопим, медлим и маемся. Чуем, стало быть, под ногами хлипкие липовые доски.

Того и гляди, срежемся. И вылезет сквозь новоофисный глянец и державную позолоту родное какое-нибудь лыко. Высунется всем напоказ из-под не по размеру короткой роскоши наша долговязая, простодушная, застенчивая бедность.

И получится, что майбахи, небоскребы и самые ракеты — только тонкая изгородь, поверх которой по-прежнему виднеется беспредельное простуженное пространство, наша земля, расстегнутая настежь рваная равнина, на которой почти ничего не растет, кроме башен из сена, сугробов да дровников.

Ткань каждой культуры неповторима и незаменима. В китайской, куда бы ни унесла Китай история, все слышен шелк. Мрамор и на станции московского метро напомнит о Греции, Италии. Для приготовления Америки обязательны джинса и силикон (в хорошем смысле). Русская жизнь снаружи, для отвода глаз — любая, переимчивая, подражательная, бойкая. Внутри, для себя — своя, древнедеревенская, травяная, древесная.

Полисский въезжает. Вглубь, в середину нашей жизни. А там — изображая то Вавилон, то Царьград, то Сити, — топорщатся, торчат в разные стороны елки, палки, бревна, жерди... Грустно. Смешно. Красиво.