Тому, кто смотрит на него издали, Мон-Сен-Мишель кажется отдаленным и недоступным, как отражение другой, высшей реальности, которую только здесь можно так ощутить. Из-за вод моря иногда он оказывается отрезанным от материка, но впоследствии, когда море отступает, нам вновь открывается возможность очутиться на нем, может быть, по аналогии с этой высшей реальностью, которую мы все интуитивно ощущаем, но наши собственные предрассудки, наши слабости, наши страсти – море – мешают нам отождествить себя с ней. И, на самом деле, начиная со времен друидов, этот остров был центром религиозного культа, чья последовательная застройка завершилась нынешним поразительным состоянием, укрепляя особое значение этого места, весьма важного, без сомнения, с точки зрения магии.

Но, помимо всего этого, Мон-Сен-Мишель отмечает историческую границу между герцогствами Бретань и Нормандия, хотя он всегда считался более норманнским, чем бретонским, и нынче в административном отношении он продолжает относиться к территории Нормандии, бретонцы даже изложили притязания на него в стихах: «Le Couesnon a faite foile, Cy est le Mont en Normandie». Если заезжать в Бретань со стороны Нормандии, то можно заметить намного больше перемен, чем ожидаешь из-за короткого расстояния, которое их разделяет, позади остается область, где весьма заметны следы влияния Скандинавии, начиная от архитектуры и заканчивая антропологическим типом ее жителей, чтобы очутиться в не менее завораживающем кельтском мире Бретани, в котором, несмотря на все попытки ассимиляции со стороны парижского якобинства, сознание своей этнической самобытности остается очень сильным.

Бретань делится на два региона: Арморика, известная галлам как Армор, что, с точки зрения этимологии, означает «прибрежная область», и внутренний регион, Аргоат, или внутреннюю область. Но чаще ее территорию делят на Нижнюю и Верхнюю Бретань, причем на территории первой в большей степени сохранились старинные бретонские обычаи и в особенности язык.

Бретань со сменой эпох

 Первое, с чем мы сталкиваемся в Бретани, это мегалиты, один из самых ранних памятников европейской культуры, чье происхождение до сих пор остается загадкой для многих авторов, но, как показал Колин Ренфрю и радиоуглеродный анализ, их возведение началось на берегах Северной Атлантики, чтобы оттуда распространиться на юг и проникнуть в Средиземноморье.

До прихода бретонцев этот полуостров носил название Арморика, и его населяли кельтские племена, принадлежавшие галльскому миру и появившиеся в этой области около 500 г. до н.э. Согласитесь, может быть Астерикс и его друзья были этими галлами, которые отнюдь не были предками современных бретонцев. Несмотря на сопротивление тех, кого мы считаем этими забавными комиками, интенсивная романизация захватила и Арморику, и есть достаточно следов, подтверждающих это. Романизация предполагала медленное, но нарастающее исчезновение галльского языка, и жители этой страны постепенно начали привыкать использовать латынь не только как официальный язык, но и как язык повседневного общения, именно из этой простонародной латыни и родится нынешний французский язык. Положение, на котором в Бретани сейчас говорят на кельтском языке, обязано «рекельтизации» Арморики (потом Бретани) между V и VI веками бретонцами, пришедшими с территории Великобритании.

Мы уже говорили, что поселение англов и саксов в Великобритании привело к тому, что бретонцы, лишившись своих земель, бежали в Арморику, факт, который послужил в качестве исторического рубежа для легенд артуровского цикла. Нам мало что известно о приеме, который получили эти группы иммигрантов между 400 и 600 гг., несомненно, на протяжении долгого времени они расселялись в большом количестве в обезлюдевших областях страны, но там, где коренное население жило достаточно скученно, это вызвало вражду, как это имело место в VI в. н.э. в области венетов (галльского племени), где бретонский вождь Ворох был вынужден прибегнуть к силе, армориканцы из Банна просили помощи у франков, чтобы сопротивляться этому бретонскому вторжению, но им не удалось остановить его, и Ворох распространил свои владения вплоть до той земли, которую мы сегодня называем Бретань, и лишь только Карл Великий сумел остановить эту экспансию, основав для этой цели марку Бретона.

Наследники Карла Великого передали власть над территорией бретонскому вождю Номиное, который, в конце концов, стал полностью независимым, основал бретонскую монархию и распространил свои владения вплоть до Ренна и Нанта перед своей смертью в 851 году. Его внук Салаун расширил границы Бретани до исторического максимума, и принял титул «Короля бретонцев». Вскоре после этого начались нападения викингов, в отражении которых главную роль сыграл Ален Великий, может быть, самый важный правитель в бретонской истории, хотя в начале Х в. вновь случились крупные нападения викингов, пока им не нанес поражение Ален Барбе-Торте, последний король Бретани, умерший в 952 году, после чего последовал период внутренней анархии и упадка, который продолжится до XIV в.

С 1341 по 1364 гг. шла война за право владения герцогством, которая обратила Бретань в руины. В этой войне Карл Блуа, поддерживаемый французами, был разгромлен союзником англичан Жаном де Монфором. Дом Монфоров будет править Бретанью с 1364 по 1468 гг., способствуя новому возвышению страны, и это был период наибольшего процветания в ее истории; герцоги здесь были настоящими хозяевами и воздавали лишь формальные почести королям Франции.

В 1491 году Анна Бретонская вышла замуж за французского короля Карла VIII, продолжая оставаться герцогиней Бретани. Карл VIII погиб в результате несчастного случая, и она стала королевой Франции, вновь выйдя замуж за Людовика XII. После ее смерти ее дочь Клоди Французская, унаследовавшая герцогство, вышла замуж за Франциска I, при котором объединение Франции и Бретани стало окончательным.

И еще до сих пор бретонцы очень гордятся тем, что в 1543 году именно их соотечественник Жак Картье открыл берега Канады, что открыло двери постоянному потоку миграции бретонцев на новые земли, которые вместе с эмигрантами из Нормандии станут предками нынешнего франкоязычного населения Квебека.

На протяжении XVI, XVII и XVIII вв. мы наблюдаем еще несколько вспышек религиозных войн, народных восстаний и активности пиратов, центром последних был город Сен-Мало.

Бретонцы по-разному восприняли Революцию 1789 года, в то время как одни поддержали ее с энтузиазмом, другие, будучи известными под названием шуанов, организовали крупное роялистское восстание. Но именно с окончательной победой Революции начался процесс ассимиляции, которому так противилось бретонское общество.

Борьба за самобытность

 Бретонское движение раньше всех прочих появилось на французской политической сцене, потому что это произошло еще до 1914 года. Во Франции эпохи революций и позже, в период буржуазной республики XIX века, Бретань превратилась в один из бастионов контрреволюционного сопротивления знати, поддерживаемой духовенством, ибо аграрный характер экономики делал возможной наивысшую степень автаркии.

На протяжении первой половины XIX века имело место культурное пробуждение, когда превозносились кельтское прошлое и собственные культурные традиции. Защита католической веры и бретонского языка также воспринималась как непреодолимый барьер против лаицизма и республиканизма. Уже во времена Третьей республики сельская бретонская аристократия стала настраивать крестьянство против центра, и в 1898 году был основан Бретонский регионалистский союз (URB), который в 1911 году распался на две группы: Бретонская регионалистская федерация и Бретонская национальная партия, которая была первой, назвавшей бретонцев «угнетенной, как поляки и ирландцы», нацией.

Первая мировая война вызвала необратимый упадок экономического господства представленной сельской аристократией элиты, приведя к росту эмиграции бретонцев в другие части Франции, в особенности, в Париж. Ей на смену в бретонском движении пришло новое поколение, состоящее из студентов Ренна и Старой Бретани. В 1918 году три молодых монархиста под влиянием идеи Морраса и культурного авангарда основали Бретонскую Регионалистскую Группу (GRB) и начали издавать двуязычный журнал на французском и бретонском, «Breiz Atao», вошедший в историю бретонского национализма.

В 1920 году Олье Мордрель и другие два активиста GRB основали Союз бретонской молодежи (Unvaniez Yaonakiz Vreiz), продемонстрировавший сильную тенденцию к радикализации. Эти трое были сторонниками культурного авангарда и лаицизма, а с конца 20-х годов одновременно испытали увлечение крайне правыми. Zeitgeist освобождения народов, также как влияние ирландских и, в меньшей мере, валлийских националистов, которых молодые бретонцы считали своими братьями, оказал огромное влияние на эту группу. Поддерживая тесные отношения с валлийскими националистами с 1922 года, кельтистская фракция из «Breiz Atao» стремилась отыскать место Бретани в наднациональной общности «кельтских народов». Своей непосредственной целью PNB считала превращение Франции в федерацию и включение ее в процесс объединения Европы.

Но провал на выборах вызвал внутренние расколы в движении, в котором стало отчетливо выделяться два направления: первое – праворадикальное, стремящееся к независимости, во главе с Мордрелем, и второе – леволиберальное, федералистское, во главе с Дуамелем и Марчалем. Сторонники Мордреля, бывшие более многочисленными, возродили PNB в 1931 году с отчетливо фашистской и корпоративистской идеологией, к которой добавлялась идеализация методов прямого действия и бунтарство в духе ирландской Шин Фейн, хотя были зафиксированы только спорадические вооруженные и бескровные акции со стороны группы «Gween ha Du» («Черный и белый», намек на цвета бретонского флага). В программе «Бретонской части разделенных кельтов», опубликованной Олье Мордрелем в 1933 году, PNB заявляла о своем стремлении к созданию бретонского государства, в котором государственные должности не могли бы занимать иностранцы и представители латинских рас, выказывала уважение к мелкой и средней собственности, но при этом заявляла о необходимости национализации крупной собственности, высказываясь за средний между капитализмом и социализмом путь, основанный на национальной бесклассовой общности.

В PNB сам Мордрель был лидером самого радикального течения, представители которого издавали журнал «Stur», наполненный материалами ярко выраженного национал-социалистического характера, вперемешку с панкельтским расизмом и антисемитизмом, в котором создавался образ будущей Европы, управляемой кельтскими и германскими народами. PNB удалось поставить под свой контроль группу «Gween ha Du» и сделать терроризм частью своей политической стратегии, создав немногочисленную военизированную милицию. Уже существовали некоторые контакты через организацию СС «Аненербе» и круги мюнхенских кельтологов, также как и непрямым путем через некоторых эльзасских автономистов, к 1939 году эти отношения укрепились, и «Breiz Atao» будет оправдывать немецкий экспансионизм и проводить кампанию против вступления Франции в войну против Германии.

PNB отказывалась от участия в выборах, предпочитая действовать как группа давления, которая поддерживала кандидатов французских партий в той степени, в какой, как считалось, они разделяют программу-минимум. На конгрессе в Гуингаме отчетливо укрепились национал-социалистические и бунтарские тенденции, направленные на отделение от французского государства, под руководством Селестина Лене была организована милиция, получавшая оружие от Германии через UPA. Как результат подобной активности, французское правительство запретило деятельность партии и несколько ее лидеров, среди них Мордрель, вынуждены были бежать в Германию, где поддерживали отношения с кругами радикально настроенных фламандских и ирландских националистов и с различными немецкими учреждениями.

Вторжение немцев во Францию в 1940 году рассматривалось бретонскими националистами как благоприятная возможность для создания независимого государства, некоторые рассчитывали на полную поддержку немецкого правительства и, в особенности, СС. Даже состоялась встреча между представителями бретонского движения и Дорио, лидером французских фашистов, на которой последний признал существование бретонской нации, отличной от французской, и стороны договорились, что в случае окончательной победы стран Оси Бретань отделится от Франции. Мордрель вернулся в Бретань и продолжил возглавлять PNB, связав бретонское дело с судьбой Германии; также были созданы новые организации, такие как Bagadou Stourm («Боевые группы»), парамилитарная организация, чей флаг был вдохновлен бретонскими символами и германским военным флагом. И были даже бретонские националисты, которые не приняли отказ PNB от участия в военных действиях и создали бретонскую часть в составе СС из нескольких десятков человек, известную как Bretonische Waffenverband der SS, которая использовала в качестве флага самый древний бретонский символ – черный крест на белом фоне.

 После второй мировой войны клеймо коллаборационизма легло на все попытки возрождения бретонского движения. Усилия его активистов должны были сосредоточиться на культурной деятельности, чтобы на второй фазе перейти к формулировке социально-экономических требований и, наконец, выработать новый дискурс политического национализма из различных компонентов, из которых приобрел бы значение демократический элемент и иногда левацкий, под влиянием движения национального освобождения в различных странах. Хотя также несомненно, что многие из старых бретонских активистов, вдохновлявшиеся ранее национал-социализмом, составили часть этих левацких групп, и что они оставались восприимчивы к влиянию, которое их бывшие товарищи, верные предыдущим идеям, оказывали через различные публикации; таков был случай Мордреля, который продолжал воспевать величие Европы этнических групп, защищаемой Третьим рейхом, вплоть до своей смерти, и журнала «La Bretagne Reele». Примечательно также, что некоторые бретонские националисты, принадлежавшие к этой группе, в будущем составят часть кандидатов Национального фронта Ле Пена на местных выборах.

Заканчивая разговор, хочется сказать, что после 1945 года мы наблюдаем сначала возрождение культурных групп. В 1946 году возобновила свою деятельность Академия волынщиков, основанная первоначально в 1943 году. К ней примкнули местные кельтские круги и разные журналы и группы защиты бретонского языка, организовавшие гражданские марши в защиту языка в начале шестидесятых годов.

Требования социально-экономического характера стали выдвигаться после учреждения в 1951 году Комитета исследований и единства бретонских интересов, который стремился стать организацией, выражавшей корпоративные, социальные и экономические интересы Бретани и ее «здоровых сил».

А в 1956 году бретонское движение вновь заявило о себе и в политической сфере. В этом году несколько активистов основали Проект организаций Бретани с регионалистскими целями, который в следующем году был преобразован в Движение Организации Бретани (MDB). Активисты молодежных и студенческих отделов, сосредоточенные в Ренне, с симпатией наблюдали за обретением Алжиром независимости, в то время как консервативное крыло заявляло о солидарности бретонцев с французскими колонистами. Эта самая более молодая фракция ориентировалась на левых, впоследствии она покинула организацию и основала Бретонский демократический союз (UDB), ставший главной националистической силой послевоенного периода. Впоследствии появились еще более или менее радикальные группы и в особенности организации, сделавшие ставку на насильственные меры борьбы, такие, как Фронт освобождения Бретани (FLB), основанный в 1966 году, члены которого совершили многочисленные бескровные нападения. Эта организация много раз была распускаема и воссоздаваема заново. В 1982 году появились Бретонская республиканская партия (Strollad Pobl Breizh) и Партия Организации свободной Бретани (POBL) с центристской и европеистской идеологией, с небольшим успехом выступавшая на выборах, но имевшая определенное политическое влияние в сельских районах Финистера. В последние годы эта партия выступала главной силой в проведении различных кампаний в поддержку движения за независимость Страны басков.

Хотя на протяжении 70-х и 80-х годов имело место некоторое робкое сотрудничество с французскими левыми, в особенности с PFS Миттерана, оно закончилось в 1982 году с победой французских социалистов на выборах, когда, надеясь на выполнение ими обещания регионализации, бретонцы, напротив, столкнулись с неприятным сюрпризом: границы бретонского региона были начерчены таким образом, что они потеряли Нант – историческую столицу – включенный в состав фантасмагорической Страны Луары.

Энрике Равельо, перевод с испанского Андрея Игнатьева