Прежде всего, необходимо иметь такое качество, как мужество, мужество завоевать, как и мужество отрекаться, мужество обретать знание, каким бы болезненным, мучительным и горьким оно не было. Ты должен отважиться на то, чтобы думать сердцем и чувствовать головой. Из немцев только немногие оказались способны на это.

Бодо Узе

Темой данной статьи является личность писателя и публициста Бодо Узе. На протяжении своей в высшей степени достойной внимания жизни Узе удалось пройти свой путь от участника путча Каппа до одного из ведущих деятелей культуры Германской Демократической Республики. При написании данной статьи источниками послужили при этом роман-автобиография Бодо Узе «Наемник и солдат», том из гэдээровской серии «Современные писатели» Клауса Вальтера, посвященный главному герою, источники времен Веймарской республики и не в последнюю очередь различные публикации 20-х и 30-х годов, пропагандирующие идеологию национал-большевизма. Выделенные курсивом цитаты взяты, если нет других ссылок, из текстов, принадлежавших перу Бодо Узе.

Молодость в союзе «Оберланд»

Бодо Узе родился 12 марта 1904 года в гарнизонном городе Риштатт. Его отцом был прусский кадровый офицер. Вследствие того, что его отца часто переводили с места на место, все его детство прошло в хаотичных переездах, к чему добавился развод его родителей. После длившегося год обучения у частного учителя в 1914 году Узе стал испытывать сомнительное удовольствие от регулярного посещения школы, и было это в Брауншвейге. Здесь он жил у своих бабушки и дедушки, и здесь он, чтобы вырваться из пут семьи подобно многим своим сверстникам присоединился к движению «Вандерфогель».

Лелеемые надежды сделать карьеру офицера по примеру отца, которые появились у него под влиянием первой мировой войны и картины стремления к лучшему будущему, преодолевающего классовые различия – обрели внезапный конец в ноябре 1918 года с падением прогнившей кайзеровской монархии. Смущенный Узе должен был переехать к своему отцу в Берлин, где он стал посещать реальное училище. К этому времени относятся его первые контакты с военизированными формированиями радикальных правых (что для сына прусского офицера и члена «Вандерфогель» не было в действительности чем-то удивительным). В марте 1920 года, когда ему едва исполнилось шестнадцать лет, он принял участие в качестве добровольца и пешего связного в капповском путче против ненавистной республики.

Весной 1921 года Узе расстался с нелюбимой семьей и покинул Берлин, чтобы далее идти своим собственным путем. Талантливый молодой человек при содействии праворадикального агитатора Карла фон Гибзаттеля в качестве практиканта был зачислен в редакцию «Бамбергер Тагеблатт». Несмотря на свой тираж в 20 тысяч экземпляров, газета сильно зависело от прихотей табачного магната барона Михель-Раулиноса, что накладывало определенные ограничения на журналистскую деятельность, и не только Узе, уже тогда отличавшегося мятежной натурой, что засвидетельствовано не в последнюю очередь его спонтанным выступлением с речью на собрании «Дойчфелькиш Шуц-унд-Труцбунда». «Зачем нужны национал-социалисты, которые трусливо уступают дорогу демократам и католикам?»

Застольные беседы и чрезмерное увлечение организацией обществ из числа сторонников Немецкой национальной партии, пангерманистов и фелькиш не удовлетворяло жаждущего реальной деятельности Узе, и поэтому в конце 1921 года он вступает в военизированный союз «Оберланд».

«Кто приносит клятву на этом знамени, у того более нет ничего, чтобы принадлежало ему самому». Бегство от одиночества в замкнутое сообщество наряду с политическим аспектом также представляет важный фактор. Союз «Оберланд» возник из одноименного добровольческого корпуса, который, с одной стороны, боролся против Баварской Советской республики и против польских мятежников в Верхней Силезии, а с другой, в противоположность большинству других праворадикальных ландскнехтов, отказался от выступления против бастующих рабочих. После преобразования в союз «Оберланд» при поддержке рейхсвера вел интенсивную военизированную подготовку своих членов.

В «Оберланде» Узе познакомился с деятелями фелькиш и национал-социалистической среды вплоть до скандально известного антисемита Юлиуса Штрейхера. Определенное впечатление на Узе произвела теория Готфрида Федера об избавлении от процентного рабства – уже тогда в его мировоззрении проявился неясный антикапиталистический аспект. Командиром отделения «Оберланда» в Бамберге являлся «красный лейтенант» Аудакс, который во время революции был единственным офицером, ставшим на сторону социалистов.

Феномены наподобие Аудакса не были в «Оберланде» редкостью: так же и бывший командир Беппо Ремер уже тогда выделялся ярко выраженными «национал-большевистскими» симпатиями. С другой стороны, Узе принимал, само собой разумеется, участие в демонстрациях и столкновениях с коммунистами и социал-демократами, при этом однажды он получил тяжелые ранения. «Многие сотни занятых поиском чего-то сгорбленных силуэтов представали моему взору. Я слышал, что мой голос спрашивал их : «Что вы ищете?» - «Германию», - отвечали они, и чувствовал необходимость сказать им, где они ее смогут отыскать. Но она была тем, что я сам не знал».

Со временем возникло соперничество членов «Оберланда» с национал-социалистами. Бойцы «Оберланда» были несравнимо более профессиональны в военном деле и высмеивали своих противников. Бессмысленная антисемитская пропаганда задушевного друга Гитлера Германа Эссера весной 1923 года привела даже к драке в зале между «Оберландом» и СА. Эссер полностью отстранился от борьбы против французских оккупационных властей в Руре и видел в качестве единственно верного выхода уничтожение «всемирного жидовского паразита». А многочисленные активисты «Оберланда» принимали участие в борьбе за Рур и реагировали соответствующе раздраженного на национал-социалистические бредни. И все же соперники все же объединились в боевом союзе против республиканских порядков.

Шедший массовый наплыв в «Оберланд» породил огромные проблемы и вызвал недовольство: «Старый дух товарищества исчез из союза… Союз не представлял более собой единое целое. Было нарушено гармоничное соединению романтики и практичности, мятежного духа «Вандерфогель» и политической реакции, бунтарства и дисциплины. Членами союза были прежде всего студенты или адвокаты, торговцы или служащие и только потом уже те, кого мы хотели видеть . Не соблюдался более само собой разумеющийся принцип, что тот, кто принадлежит союзу, может быть предан только ему». Касательно членства оказывалось предпочтение служащим среднего и верхнего звена, студенты – члены корпорации вели и без того строгую частную жизнь.

В ноябре 1923 года Бамберг был потрясен шедшими на протяжении многих дней беспорядками, которые возникли в связи с путчем Гитлера и Людендорфа и в которых также приняли участие Бодо Узе и его товарищи по «Оберланду». После того как СА без сопротивления согласились разоружиться, новый командир «Оберланда» Апфельштедт не долго думая разослал своих подчиненных по домам. Ярость нашла свой выход в продолжавшихся три дня уличных сражениях с полицией и безобразных скандальных сценах. В дополнение члены бамберского «Оберланда» начали настоящую частную войну с местным отделением СА, при этом собака приятелей Узе, получившая провокационную кличку «Адольф», постоянно служила поводам для разжигания конфликта.

Союз «Оберланд» долго умирал, отдельные группы в провинции еще проводили акции, большинство же старых членов разбежалось. Узе и его друзья искали более глубокого содержания. «Иронизировали над теми, кто шел по жизни с мировоззренческими таблицами экспонированная и для каждой ситуации имел правильную точку зрения. Для этих людей не было ничего нового. Миг изумления был им неведом, у них для всего была формула и обо всем готовое мнение. Это было, конечно, удобно, спорить с жизнью таким способом, так как не было больше оснований для дискуссии. Станции, которые не отмечены в мировоззренческом расписании, проезжают мимо, не смотря в окно. Было приятно и удобно сидеть толстой задницей на своих убеждениях и видеть перед собой не жизнь, а мировоззрение, не вещи, но мнение о вещах. Мировоззрение не обязывают, но соглашается».

Бодо Узе примыкает к левым национал-социалистам

Как и работа в «Бамбергер Тагеблятт», так и «Оберланд» послужил, в конце концов, только как детонатор для дальнейшей радикализации Бодо Узе. 1мая 1927 года в печатном органе союза «Дас Дритте Райх» впервые появилась принадлежащая его перу статья , которая говорила об его явной симпатии к позиции левого крыла НСДАП и «новому национализму» Эрнста Юнгера. В том же самом году он стал членом редакции ингольштатской газеты «Донауботен», между прочим одной из первых национал-социалистических газет вообще. После своего вступления в партию в конце в конце 1927 года Узе встал в ряды когорты левых национал-социалистов во главе с братьями Штрассерами, которые пытались создать национал-социалистический противовес мелкобуржуазной реакционной фракции Гитлера. Вместе левые НС хотел вдохнуть в партию социал-революционный дух, который «придет на место кучи мусора из романтики пивных, мелкобуржуазной тоски и ерунды искреннего, но ошибочного ощущения, которые представляли двадцать пунктов официальной партийной программы». Показательной в плане политической взглядов Узе является опубликованная в декабре 1927 года в «Дас Дрите Райх» статья «Новый фронт. Саботаж на работе». «Тогда запахло порохом, так как силовой диктат капиталистических держав-победительниц нанес губительный удар не по старой Германии, а по трудовому немецкому народу. Тогда социал-демократия предала социалистическую немецкую революцию и сложила оружие. Немецкий рабочий превратился в кули. Из-за диктата держав (версальских репараций и т.д.) он должен был испытать на себе господствующую социальную реакцию и поднялся против неё на кровавые восстания. Поэтому во второй раз стал насущным вопрос о союзе рабочих и фронтовиков.

Если бы фронтовики, вместо того чтобы позволять себя использовать предпринимателям для подавления социал-революционного движения, признали в революционных рабочих своих естественных союзников, то уже тогда возник бы национал-революционный фронт, направленный против Версаля. Имущие классы противились новому национализму, который хотел соединиться с социалистической революцией ради национальной свободы, но не из тактических соображений, а принципиально, чтобы благодаря социалистической организации нации максимально увеличить на будущее ее способность к сопротивлению.

Таким образом, предприниматели после половинчатой попытки борьбы за Рур должны были подчиниться господству финансовой буржуазии и предать идею национального сопротивления, свернув в сторону Локарно (договор о безопасности с западными державами) вместо союза с СССР, стоящим на антизападных позициях. После того как социал-демократия выполнила свою политическую роль, немецкие предприниматели стали играть роль надсмотрщика финансовой буржуазии. Жестокий, но недвусмысленный урок заключается в том, что надо быть национал-социалистом, так как социализм это наша судьба».

Будучи протеже пользующихся влиянием прежде всего в Северной Германии братьев Штрассеров, Узе сделал карьеру и уже в конце года стал редактором «Донауботен». В этой должности он работал в тесном сотрудничестве с Отто Штрассером и Гербертом Бланком и стал практически третьим рупором левых национал-социалистов. В Южной Германии доминировало все-таки правое крыло партии, и когда весной 1928 года Узе открыто выступил с протестом против кандидатуры реакционного генерала фон Эппа в списке НСДАП, он был изгнан из редакции. Однако это не оставило его агитации за национальный социализм. В августе 1928 года Узе опубликовал в «Дас Дритте Райх» статью «Немец-пролетарий», в которой отчетливо проявилось влияние ренегата СДПГ Августа Виннига и Эрнста Никиша. Они видели в рабочих класс, которому уготовано господство в грядущем новом государстве, пропагандировали наступление большевистской смуты на Западе и благодаря этому вступали в отчетливое противоречие с традиционным национализмом или национал-социалистической идеей народной общности:

«Но кроме того что мнение, что практическое индивидуальное выступление в защиту немецкого рабочего класса является предательством «идеалов» народной общности, выдает такое незнание немецкого пролетариата, являющегося, как это должно быть донесено, весьма достойной внимания частью немецкой народной общности, что для сторонников подобных взглядов лучше бы оставить участие в политической жизни (…). Кто размышляет о немецкой свободе, тот не может проходить мимо немецкого пролетария, закрывши глаза.

Напротив, он вынужден направить на него свой взгляд и, если его воля к победе является подлинной, если ему безразлично и все равно, в каких формах и под какими знаменами должна быть завоевана свобода, если он отбрасывает все предрассудки и препятствия для движения мысли, связанные с господствующей идеологией, тогда он научиться видеть, уважать и любить немецкого пролетария. В дополнении к этому необходимо освободиться от совершенно буржуазного понятия «класса». (…) Тот не бюргер, а настоящий марксистский буржуа, кто не может увидеть различие между понятиями «класса» и «слоя». Материалистическое понятие «класса» охватывает только часть, только одну сторону общности немецких рабочих, в то время как понятие «слоя» охватывает эту общность с присущей ему нематериальной мощью. Не диалектический шаблон, но живая сила, вот это различие между понятиями «класса» и «слоя». Кто знает об этом различии – а путь к этому знанию отрыт для всех, кто обладает доброй волей, тот будет не «погружаться в массы», но отыщет эту живую силу немецких рабочих».

«Шлезвиг-Гольштейнише Тагесцайтунг»

В сентябре 1928 года Грегор Штрассер рекомендовал своего протеже в качестве политического редактора для планируемого в Ицехое издания газеты «Шлезвиг- Гольштейнише Тагесцайтунг». В дебатах в прусском ландтаге приняли участие такие известные партийцы, как Эрих Кох, Карл Кауфман, Роберт Лей и Вильгельм Кубе. Узе ни в коем случае не разделял веру Штрассера в эту группу : «Эти опытные и ловкие сорвиголовы вовсе не были бескорыстными борцами за немецкий социализм». И все же он ухватился за новую возможность, осознавая неизбежность наступления смуты в Германии конца 20-ых годов. «Если они умеют прислушиваться, то они услышат, как черви точат балки. Ночью над землею они увидят, как горизонт охвачен пламенем. Беспокойство и неуверенность разлиты в душном воздухе». «ШГТ» должна была стать первой ежедневной газетой НСДАП в Северной Германии и способствовать там развитию до сих пор слабой пропагандистской работы. Условия этому способствовали: на выборах рейхстаг в 1928 году НСДАП в Шлезвиг-Гольштейне показала результаты выше среднего, и Штрассер учуял здесь возможность расширить свою базу.

В октябре в штрассерианском «НС-Брифе» Узе еще раз подверг нападкам официальный партийный антимарксизм, перед тем как переехал в Ицехое. Костяк партийной организация в Ицехое составляли большей частью крестьяне и ремесленники, и это способствовало тому, что «ШГТ» могла быть не только партийной газетой, но и газетой крестьян, в условиях аграрного кризиса страдавших от падения цен на сельскохозяйственную продукцию, долгов и роста налогов.

«Итак, газета против правительства, газета, призывающая к перевороту, газета, призывающая к революции». Как раз в это время получило развитие воинствующее движение «ландфольк», которое проявило себя в акциях сопротивления против судебных исполнителей и полицейских чиновников. Узе принял участие в одном из митингов протеста ландфолька, который произвел на него большое впечатление:

«На лицах этих собравшихся крестьян читается несгибаемая решимость. Их методы, с которыми они выступали против государства против государства, были изумительны в их непосредственности. Не было ни обывательского «за» и «против», ни простодушного чрезмерного увлечения, ни уставов, статутов, знаков отличия и знамен, которые, как обычно, во всем, что происходило в Германии, казались самым важным и первоочередным.

Здесь было настоящее живое движение, которому, конечно, вредили нехватка регламентации, анархические формы деятельности и настойчивое нетерпение. Надо было отыскать путь, чтобы сотрудничать с крестьянами, наполненными неукротимой бунтарской энергией».

3 января 1929 года началось регулярное издание «ШГТ», которая сначала была только еженедельной газетой. Узе немедленно вступил в спор с гауляйтером Гинрихом Лозе, отказавшись печатать одну направленную против ландфолька статью, и угрожал даже уходом с поста редактора.

Он также встречался с вождем ландфолька Клаусом Хаймом, который потребовал безусловной поддержки со стороны НСДАП бунта, шедшего под черным знаменем крестьянской нужды. Агитатор – национал-социалист в ответ признал, что неприятие партийной бюрократией ландфолька и Хайма прежде всего вызвано страхом функционера перед личностью. Хотя Узе и чувствовал симпатию к таким активистам ландфолька, как Герберт Фолк, Вальтер Мутман и Бруно фон Заломон, вскоре он стал руководить местной организацией НСДАП в Ицехое. До сих пор вялая партийная работа под руководством Узе резко оживилась. На собраниях, проводившихся каждые две недели, он вел агитацию среди крестьян и выпускников военизированных курсов и яростно выступал против плоского антисемитизма реакционного мюнхенского руководства.

«Революция 1918 года только разрушила старое здание. Мы сидим без крыши над головой, когда вокруг бушует ураган. (…) Немецкий народ подвергается эксплуатации и угнетению. Но среди народа в самом худшем положении находятся рабочие и крестьяне. Все бремя сброшено на них. Их нужда это нужда всего народа, и они нуждаются в руководстве». К ужасу Узе Гитлер все же в интервью одной американской газете и также «Фелькишер Беобахтер» признал внешний долг Германии и с этим версальские репарации. Ответ заключался в выпячиваемом радикализме, сторонники которого не останавливались перед драками на собраниях представителями других правых организаций. В Хузуме Узе спровоцировал вызвавшую сенсацию потасовку в помещении на собрании Младогерманского ордена.

«Вы попрекаете нас террором, как мы хотим! Но день настанет! Революции совершаются кулаком, направляемым не разумом, погруженным в мудрствование, не железной волей. Мы верим в насилие, мы любим насилие и мы вершим насилие». СА не надо было повторять это дважды, скоро они совсем разошлись и не оставили камня на камне. Частная канцелярия Гитлера тотчас же направила письмо с жалобой Лозе, в котором указывалось на принцип легальности, которого придерживалась НСДАП. Прямо-таки кровавым оказалось произошедшее вскоре после этого жестокое столкновение с коммунистами в Вёрдене у Хайде, в котором нашли свою смерть национал-социалисты Отто Шрайбель и Герман Шмидт, а также коммунист Иоханнес Шуцебехер.

«Я испытывал страх, так как я чувствовал, что я отрекаюсь перед собою от обоих мёртвых и склоняюсь перед третьим, перед жалостным и ненавидящим выражением лица коммуниста, который своей смертью сделал честь имени старого пирата и бунтовщика, которое он носил. Жизнь и смерть были у него прямой линией, исполненные смысла просто через своё бытиё. Он был угнетённым и эксплуатируемым бедняком, в чём я не сомневался, и он, кто хотел бы поставить это под вопрос, боролся против участи, навязанной ему и тысячи ему подобных… Через искривлённые болью черты я видел лица его товарищей, его класса, в чью силу я всё же верил. И я не хотел бороться против этого класса, иначе в чём был простой смысл моей деятельности ,ради чего я стал национал-социалистом».

После инцидента в Вердене гауляйтер Лозе сначала испугался запрета партии, а затем стал использовать гибель двух бойцов СА в пропагандистских целях. По случаю траурных мероприятий, прошедших 13 марта 1929 года, Гитлер совершил свой первый визит в Шлезвиг-Гольштейн. В дополнение к похоронам он внезапно появился в редакции «ШГТ» и выразил свое неудовольствие радикальным курсом, проводимым Узе. Однако хотя он и читал эту газету каждый день, обстоятельства вынуждали его быть сдержанным. Узе, подвергнутый критике, отвечал, что радикализм ландфолька вынуждает его говорить другим языком. Вскоре после этого «ШГТ» была запрещена, и во время вынужденного отпуска Узе подружился с редакционным коллективом конкурирующего издания «Дас Ландфольк», возглавляемым Бруно фон Запомоном.

23 мая 1929 года движение ландфолька начало террористическую компанию против республики, совершив нападение с использованием бомб на окружную администрацию в Ицехое. В отдаленных частях Шлезвиг-Гольштейна революционные крестьянские комитеты фактически установили свой контроль и создали систему параллельной администрации. Возникновению большого шума способствовало участие приятеля Узе Хайна Ханзена в штурме тюрьмы, в результате которого был освобожден находившийся в заключении крестьянин.

Официальная пресса находила связь между НСДАП и террористами, и, чтобы избежать возможного запрета партии, Гитлер установил вознаграждение в 10 тысяч рейхсмарок для того, кто поможет установить зачинщиков нападений. Благодаря этому партийное руководство НСДАП превратилось прямо-таки в предмет насмешек для экстремистов ландфолька и других национал-революционеров. Образовался своего рода кружок из Узе, обоих террористов ландфолька Джона Джонсона и Бруно фон Заломона, а также коммуниста Кройдинга, которые обменивались между собой информацией. Лозе настоятельно увещал Узе порвать с террористами.

Разрыв с Гитлером

Воду на мельницу левых национал-социалистов стал лить план Юнга (план урегулирования вопросов по репарациям), принятый 7 июня 1929 года парижской конференцией экспертов. Рейх должен бы был до 1988 года выплатить 116 миллиардов рейхсмарок репараций частями, возрастающими по мере шедшего экономического выздоровления.

«Государственные мужи, встревоженные угрозой надвигающихся первых волн наводнения кризиса, передали дело, о котором они до сих пор рассказывали народам, речь идет о самом святом для наций, ради чего миллионы солдат приняли мученическую смерть, они передали это дело на откуп коммерсантам, торговцам, промышленникам и банкирам, которые скромно вышли из-за кулис в качестве экспертов, за которыми они до сих пор вели постановку, и принялись на конференции в Париже… играть судьбами народов. Это был первый раз, когда Германии при решении своих собственных вопросов позволили сесть за стол в качестве равноправной стороны; это было неслучайно, что это произошло в кругу, о котором можно было сказать, что здесь капиталисты устроили междусобойчик». Фоном, на котором был принят план Юнга, послужили огромные военные задолженности Великобритании и Франции перед США, которые должны были быть покрыты через германские репарации. «Буржуазия этих стран нашла это правильным и справедливым в качестве возмещения ущерба свалить на немецкую буржуазию возврат миллиардных сумм, которые были расстреляны в воздух из пушек смертоносными залпами. Реальный тон парижских переговоров, ведшихся опытными в этих делах экспертами, был не в последнюю очередь обусловлен сознанием, что буржуазия Германии не будет никоим образом взваливать на себя это бремя, но она, со своей стороны, взвалит его на массы, простых немцев. О деловых качествах и надежности немецкого народа, о его трудолюбии и умении работать могли говорить не только иностранные, но и немецкие представители, в такой жалкой форме признавая это, в которой едва хоть кто-нибудь говорит о ловкости и прилежании своего домашнего животного.

«Немецкие капиталисты» - не очень походящее выражение, поскольку капитализм предпочитает обозначать себя как цивилизацию, как основу современной культуры, как хранителя христианских ценностей и принцип приобретенной честным путем собственности…» Немецкий капитал преодолел процесс деклассирования первых послевоенных лет, поднявшись на спине народных масс. План Юнга представлял собой отличное основание для нападок на Веймарскую республику. Не союзники выигрывали войну, а международный финансовый капитал. «Немецкие государственные деятели представляли не волю народа, но сторону эксплуататоров. Немецкие капиталисты заключили мир с капиталистами враждебных государств. Сопротивление плану Юнга должно было быть по содержанию пролетарским, а по форме революционным». Однако холодным душем для надежд на революцию стал пакт Гитлера с НННП и «Стальным шлемом» в качестве ответа на неприятие народа плана Юнга. «До сих пор мы страстно и упорно дистанцировались от этих групп. Ежедневно в прессе и на собраниях мы клеймили их как представителей реакции, и это было главной темой нашей пропаганды, что мы отрицали у них наличие честной национальной воли, также как и у социал-демократов и коммунистов мы отрицали волю к социализму. Теперь же Гитлер порвал с этой линией нашей политики и навел свой мост в направлении правых, на котором он должен был сломать ноги, желая перейти его при помощи социальной демагогии. Мы до сих пор поливали едкими насмешками опустившихся генералов и промышленных магнатов с широко расставленными ногами, а теперь вынуждены видеть Гитлера в компании этой холеной черни».

Редакция «ШГТ» реагировала на произошедшее с ужасом и отвращением: «Гитлер нас продал! С теми, кого мы ежедневно страстно обличали, так как они своей алчностью наносили ущерб национальному достоинству, с пятящимися назад, словно раки, реакционерами, наполненными отвратительным сословным чванством, объединил он армии молодых коричневорубашечников. В решающий час, когда необходимо вести борьбу, выйдя за грань законов этого государства, Гитлер направил свой путь в мирный вольер Веймарской демократии и в обществе видных насквозь провокаторов, для которых нация ничто иное, как маскировка для обделывания их делишек, поставил перед народом вопрос, который не считается честным, который является обманом. В миг, когда нужно идти на риск, Гитлер стал играть в безопасную игру. Он объединился с реакцией и с недовольным капиталом».

Против этой линии Узе и хотел вести борьбу, и, конечно, ему отказал Лозе и также Отто Штрассер, который с радостью считал народную инициативу своим личным успехом. Напрасно левый национал-социалистический издатель предупреждал своего бывшего наставника, что это только укрепит мюнхенский курс.

16 июня 1929 года в Ицехое прошли маршем тысяч штурмовиков СА. Иозеф Геббельс, бывший главным из выступающих на мероприятии, встретился непосредственно с Бодо Узе и записал в своем дневнике : «Молодая, очень ясная голова. Он знает, что он хочет. К тому что он последовательный социалист». На Нюрнбергском партийном съезде дело дошло до столкновения Узе с Розенбергом, который, исходя из расистских принципов, решительно отвергал возможность сотрудничества с угнетенными народами колоний. Антиимпериализм принадлежал исключительно линии КПГ. Темой критики стали также выступления левого крыла партии за союз с СССР против капиталистического Запада. Партийный съезд отверг к тому же предложения о том, чтобы больше внимания уделять профсоюзным вопросам и пропаганде среди рабочих.

Когда полиция принялась за разгром движения ландфолька, 12 сентября 1929 года были арестованы и сотрудники реакции «ШГТ». В предварительном заключении в Альтоне у журналиста-национал-социалиста было много времени для размышлений:

«Конечно, можно быть национал-социалистом, чтобы льстить массам и презирать их, обожествлять войну и обещать вести только легальную деятельность, восторгаться элитой и самому взбираться по ступеням иерархии, на словах уважать рабочих и платить им все более низкую заработную плату, призывать к свободе и способствовать угнетению. Можно было бы быть фашистом, но я им не был, я это сейчас понял. И то фашистское якобинство, которое прибегает к насилию с добродушной улыбкой, «разумно» использует свободу и хочет провести революцию в консервативном духе, оно вызывает отвращение». Последние предложения относятся к Отто Штрассеру и его сторонникам, которые остановились на полпути к социализму. Между тем Геббельс и Лозе в Берлине предполагали, что Штрассер наладил прямые связи между ландфольком и левыми нацистами, и с тех пор гауляйтер Шлезвиг-Гольштейна не сказал о Бодо Узе ни одного доброго слова.

После освобождения из заключения Узе выставил свою кандидатуру на прусских коммунальных выборах и в ноябре 1929 года был избран в городской совет Ицехое. Здесь фракция национал-социалистов конкурировала с фракцией КПГ, потому что Узе яростно выступал в защиту интересов безработных и рабочих. Он подружился с коммунистом Вальдемаром Фогелеем. Тот говорил ему прямо, что не стоит более оставаться у нацистов, но признавал за Узе свободу выбора. На самом деле недавно избранный депутат городского совета проявил недовольство безразличным отношением партийного руководства к бедственному положению крестьян и пролетариата, а также курсом Гитлера на ведение легальной деятельности.

Не в последнюю очередь под влиянием Фогелея Узе стал посетителем местной организации КПГ, где он смог основательно познакомиться с трудами Ленина. С января 1930 стало выходить приложение «ШГТ» «Пролетарий», в котором открыто подвергался критике пробуржуазный курс Гитлера.

10 февраля 1930 года отделение НСДАП в Ицехое провело собрание, предшествовавшее «голодному маршу», организованному КПГ и ставшему ключевым событием. Вместе с Иоханнесом Энгелем выступал один из основателей находившихся в процессе становления «Национал-социалистических производственных партийных ячеек», но Узе оказался под впечатлением от принимавшего участие в дискуссии коммуниста Карла Ольбриша из Гамбурга. «Является ли борьба за свободу вашим делом? Вы крадетесь черным ходом ставшей беспомощной демократии… На парламентской трибуне вы называете себя революционерами, а перед судьей обещаете вести только легальную деятельность. И вам не до шуток, так как вы неудачные дети либерализма и демагогически возносите его двойную мораль на вершину. Она говорит: равенство, и ради выгоды полутысячи власть имущих оставляет шесть миллионов без работы в нищете и голоде. Вы не настолько терпеливы, вы смело призываете к борьбе против капитала и тем же самым голосом завлекаете, будто в вашей «народной общности» рабочему и ремесленнику есть место, как и собственнику треста, или сыну беглого преступника. Национальный социализм, взываете вы неистово, но ваш социализм заканчивается, не успев начаться, так как частную собственность Гитлер объявил священной… Когда вы ругаете демократию, чтобы ее обманывать – вы ругаете капитализм, чтобы иметь возможность ему лучше служить. И вы называете это борьбой, если вы находитесь в союзе с самыми могущественными силами страны? И это вы называете революцией, объявляя основной закон старого порядка священным? Вы дурачье, и нас не волнует ваш патриотизм. Но кто все же сегодня является Германией? Миллионы рабочих, миллионы бедных крестьян! Как Германия может быть свободной, если она и ее народ, угнетены? Свобода нации лежит за пределами возможностей национал-социализма… Германия, Германия рабочих и крестьян значит для нас много. Поэтому мы хотим сохранить ее от того, что буржуазия, которая оказалась слишком труслива, чтобы подняться на восстание в 1848 году, сейчас эту Германию превращает в могилу для вас».

Логично, что Бодо Узе был вовлечен в попытки левых партийцев вызвать раскол партии и вместе с отделениями НСДАП в Северной Германии, национал-революционерами, такими как Эрнст Никиш, и ландфольком создать новую национал-социалистическую партию. Речь шла не меньше, чем о том, чтобы взорвать НСДАП изнутри, используя конфликт из-за газет между Геббельсом и штрассеровским издательством «Кампфферлаг». Незадолго до выхода из партии «Революционных Национал-социалистов» Отто Штрассера Узе отыскал его в Берлине.

Штрассер, однако, хотел только оспорить у Гитлера «подлинный национал-социализм», а никоим образом не идти левым курсом. Штрассер напрасно призывал партийных бунтовщиков использовать другую идею, чтобы успешно выступить против Гитлера.

Логично, что «Революционные Национал-социалисты» превратились в шумную, но незначительную раскольническую группу, которая для многих ушедших из НСДАП послужила в качестве шлюза для перехода в КПГ или в национал-большевистские группы. Возвратившись в Ицехое, Узе получил ультиматум от Лозе: либо безусловная поддержка мюнхенского курса либо конец деятельности на посту редактора. Главный редактор отказался поддерживать Гитлера, и 16 июля 1930 года было принято решение об его исключении из НСДАП. Решение это вступило в силу 1 августа.

Обращение к коммунизму

После изгнания из «ШГТ» и НСДАП Бодо Узе вначале вращался в среде «Революционных Национал-социалистов» - полностью он не хотел порывать с национальным социализмом. 15 августа, будучи новым главным редактором штрассеровского издания «НС-Брифе», он приветствовал террористическую борьбу движения ландфолька. Его правой рукой был агитатор ландфолька Бруно фон Заломон. Уже в ноябре Узе включился в деятельность кружка «Сопротивление» Эрнста Никиша, чтобы одновременно под псевдонимом Кристиан Клее продолжать выпускать «НС-Брифе». В журнале «Видерштанд» Узе сообщал о многочисленных акциях движения ландфолька, пользуясь большим успехом среди оставшихся членов союза «Оберланд».

21 марта 1931 года его работа на Никиша закончилась. Узе покинул Ицехое, чтобы организовать антифашистские крестьянские комитеты в окрестностях Мюнхена. Окончательно его убедили беседы с коммунистами Кристианом Хоком и Карлом Ольбришом: «В то время как мы разговаривали, я понял, что мечта всей моей жизни исполнилась, что началось нечто новое, а старое было всего лишь стрельба холостыми патронами. Дело приняло серьезный оборот, так как волнение, владевшее мною последнее десятилетие, улеглось, и состояние внутреннего раскола, которое до сих пор разрывало мою жизнь, то состояние, возникшее из осознания силы рабочего класса и из постоянной борьбы с нею и против нее, тот внутренний раскол наконец-то нашел свой конец благодаря тому, что я капитулировал перед этой великой силой… Великая сила, с которой я сражался с тех пор, когда мы выступили в поход под белым знаменем аристократии, которую я хотел обмануть при помощи небольших уловок под знаком свастики, она одарила меня самым драгоценным благом в эту ночь, так как я подчинился ей. Жизнь снова обрела смысл».

Здесь могло сыграть важную роль то, что КПГ со своей программой национального и социального освобождения Германии, принятой в августе 1930 года, заняла ярко выраженную националистическую позицию – социалистическая народная революция угнетенных классов должна была идти бок о бок с национальным освобождением. В продолжение своего националистического курса весной 1931 года КПГ опубликовала программу помощи крестьянам, с требованием раздела крупных поместий, которая была представлена общественности Узе и Заломоном на антифашистском крестьянском конгрессе в Фульде. Мотивы, которыми руководствовалось так называемое «движении комитетов», Узе под своим псевдонимом Кристиан Клее изложил в первом номере «Ауфбруха». При помощи этой газеты КПГ хотела завоевать на свою сторону недовольных руководством национал-социалистов и пребывавших в смятении национал-революционеров. Наряду с известными функционерами КПГ в редакционную коллегию входили знаменитые «национал-коммунисты», такие как Людвиг Ренн и Александр Граф Штенбок-Фермор, а также нацисты-ренегаты вроде Вильгельма Корна и Рудольфа Рема, к которым также скоро присоединился бывший лидер «Оберланда» Беппо Ремер.

«Вот настал час, когда революционные рабочие должны совершить свой исторический поворот к крестьянству. Провозгласив программу помощи крестьянам, коммунисты поставили всех перед выбором… У этой программы расходятся пути. Боевые товарищи миллионов неимущих крестьян, революционные рабочие, будут бороться за претворение этой программы в жизнь. Тот, кто выступает против трудящегося крестьянства, тот отвергнет эту программу, а это делают все, от социал-демократов до нацистов! Но революционные рабочие понесут эту программу в деревню. Они осознали, что во время грядущей народной революции не может быть никакой Вандеи, никакого белого кольца вокруг городов. Рабочий идет к крестьянам, для него речь идет ни о тактике или ловле голосов, речь идет о революции. Революция без крестьянства это только пол-революции, а пол-революции это не революция. (…) Мы говорим тебе, крестьянин: ты и рабочий в городе, вы испытываете одну и ту же нужду. Вас губит тот же самый эксплуататор, все равно, будь ли то еврейский ростовщик или христианский государственный деятель, семитский банкир или арийский юнкер. У вас обоих один и тот же смертельный враг: капиталистическая система. Эта система должна умереть, если народ хочет жить. Поэтому, крестьянин, вступай в революционный фронт!»

В этом духе Узе продолжил свою агитацию среди крестьян. На съезде движения «Сопротивление» в Лойхтенбурге у Иены он был одним из главных докладчиков, а дальнейшие его выступления проходили на собраниях «Группы Социал-революционных Националистов». Уже в январе агитатор стал секретарем центрального крестьянского комитета КПГ.

Весной, будучи на этой должности, он воспрепятствовал выдвижению кандидатуры приговоренного к году каторжных работ вождя ландфолька Клауса Хальма на президентских выборах, так как движение комитетов и «Ауфбрух» поддержали кандидатуру председателя КПГ Эрнста Тельмана против Гитлера и Гинденбурга. Зиму 1932 года Узе провел в Рёне, где он организовал активное сопротивление сельскохозяйственного пролетариата против добровольной трудовой службы.

После поджога рейхстага Бодо Узе вынужден был уйти в подполье, чтобы избежать ареста. В середине апреля по обвинению в заговоре с целью убийства Гитлера началась облава на известных национал- революционеров, и он едва спасся и бежал в Париж, где встретился с Бруно фон Заломоном. После недоверия, которое сопровождало его первое время, Узе быстро занял свое место в эмигрантской публицистике и в пропагандистской работе КПГ, направленной против третьего рейха. Из Парижа он поддерживал связи с действовавшим в подполье движеньем «Сопротивление» Никиша.

В 1934 году в открытом письме тогдашнему главному редактору «ШГТ» он сделал буквальное объявление войны реальному существующему национал-социализму. «Сегодня Вы сидите на моем месте. Я не завидую Вам. Молчать стало самым благородным занятием для Вас… Там, где Вы не молчите, Вы должны лгать. Ничего нельзя вообразить более худшего с точки зрения национальной политики, чем Ваша национал-социалистическая политика. Режим ответил на это лишением гражданства 3 ноября 1934 года.

Приблизительно одновременно Узе смог при помощи журналиста и публициста Эгона Эрвина Киша опубликовать свои первые собственные литературные произведения. В 1935 году он вступил в КПГ в эмиграции, от которой в июне вместе с Иоханнесом Р. Бехером и Бертольдом Брехтом принял участие в первом международном конгрессе писателей. После начала гражданской войны в Испании Узе, прошедший военное обучение в «Оберланде», вступил в интернациональную бригаду. В Испании он сражался в рядах французского батальона «Эдгар Андре» и с апреля 1937 года был политическим комиссаром в штабе 17-й дивизии под командованием Ганса Кале. Вместе с Людвигом Реном Узе занимался пропагандой среди солдат легиона «Кондор», выступая по радио: «Камерады! Вы носители славной традиции, так вам говорят, и это действительно так. Немецкий солдат храбро сражался во все времена. Большей частью за других, часто против собственных братьев, никогда ради себя, ради своего счастья, ради блага отца и матери, брата и сестры». В начале 1938 года Узе больной возвратился во Францию и затем поехал в США, чтобы там вести работу для КПГ среди немецких эмигрантов. Занимаясь таким же делом, Уон в 1940 году переехал в Мексику, где вместе с Людвигом Реном вел работу для движения «Свободная Германия».

Культурная деятельность в ГДР

Летом 1948 года Бодо Узе, преодолев трудности с проездом, прибыл в советскую оккупационную зону. Здесь в январе 1949 года он стал главным редактором культурного и политического ежемесячного журнала «Ауфбау». До начала выпуска газеты он в этой должности работал над организацией культурной жизни в молодой ГДР.

К 1950-1954 годам относится эпизод его депутатства в Народной палате ГДР (он представлял СЕПГ). В дневнике Узе в это время сделал такую запись: «Да, я верю, можно что-то добиться при помощи слов. Это всегда было можно, и можно сейчас. Не любым словом, но словом, которое достоверно и правильно воспринимает действительность и уже весит достаточно, чтобы стать частью действительности и, будучи таковым, оказывать влияние на людей. Я чувствую, что я снова там, где начинал, а именно под гнетущей тяжестью моего задания. Но каким образом его выполнить, это мне неясно».

С 1950 по 1952 гг. Узе занимал должности члены президиума Немецкого союза культуры и председателя Союза писателей ГДР. Само собой разумеется, он посвящал себя агитации против сепаратистской ФРГ и безудержного курса Аденауэра на интеграцию в западные структуры. Уже в конце 20-х гг. и в начале 30-х в Германии национальный вопрос был решен в духе крупной буржуазии под избитой фразой о большевистской опасности. Биограф Узе Клаус Вальтер обозначил все верно: «Когда благодаря сепаратной денежной реформе в 1948 году и оккупации западных держав государственное единство Германии было разрушено, классовая борьба приобрела международное измерение; на немецкое земле она была трансформирована в борьбу за немецкое единство».

Борьба за национальное единство Германии и за мир должна была стать делом широкого единого фронта. Уже в первом из редактируемых Узе номере «Ауфбруха» слово получили такие авторы, как Арнольд Цвейге, Рудольф Александр Шредер и Вольфганг Вейраух. Наряду с работой в сфере культурной политике, которая была постоянно связана с насущными вопросами, газета была посвящена воспитанию молодых талантов.

«Мы должны повсюду устанавливать отношения, где немецкая литература поднималась против нужды или преодолевала ее, где она носила по-настоящему гуманистические черты и была таким образом в самом глубоком смысле национальна и прогрессивна». Во взаимной связи с «вниманием, проверкой, осмотром и оценкой» литературного наследия должна быть создана новая немецкая литература.

В 1956 году Узе занял должность секретаря секции поэзии и культуры речи Академии изящных искусств. Он представлял ГДР на ПЕН–конгрессе в Лондоне и на антиимпериалистической конференции писателей в Нью-Дели. После поездки на Кубу в 1961 году тяжелая болезнь положила конец его деятельности – Бодо Узе скончался 2 июля 1963 года в Берлине. Курт Штерн писал: «Несколько часов до его смерти мы долго сидели вместе в его рабочем кабинете на Штраусбергер-платц. Он был веселым и общительным, каким я уже давно его не видел. Как всегда, он говорил тихо и сбивчиво, прощупывая собеседника. И как всегда, я чувствовал, что было скрыто за этим тихим голосом: то, что в нем пылало, что в нем кричало».

Рихард Шапке, перевод с немецкого Игнатьева Андрея