После расставания со «Стальным шлемом»

Уже девятнадцати статей, опубликованных в приложении «Штандарте» между сентябрем 1925 и мартом 1926 года, было бы достаточно, чтобы отказаться от мнения, что Юнгер был одиночкой, чуравшимся политики. Вне зависимости от политических откровений, которые делал Юнгер, это уже становится ясно благодаря его страстным выступлениям. А также позднее Юнгер говорит об узком круге, к которому он принадлежал (с.197) и постоянно прибегает к форме «мы»: «Мы, националисты» (с.207). Статья начинается с обращения: «Националисты! Фронтовики и рабочие!» (с.250). А в другой есть слова: «…я говорю от имени сотен тысяч фронтовиков» (с.267).

Тем более удивительно то, что пишет издатель Свен Берггёц в своем послесловии, что Юнгер обрел довольно большую читательскую аудиторию, но эта аудитория ограничивалась в значительной степени людьми, имевшими подобный жизненный опыт за плечами». Так он влиял на формирование мнений, но «наверняка не обладал значительным влиянием на формирование общественных настроений» (с.867).

Почему настроения 170 тысяч читавших «Стальной шлем» фронтовиков нельзя причислить к общественным, остается загадкой Берггёца – или Берггёц хотел только сказать, что члены «Стального шлема» и без того думали то, о чем писал Юнгер? Но о каком авторе нельзя сказать, что он только выражает то, что другие думают? Еще более непонятным является его заключительный вывод: «Наконец, Юнгер уже в те времена был человеком, далеким от политики и погруженным преимущественно в утопические представления» (с.868). Как будто утопия и политика представляют собой противоположность! (18)

Приложению к «Стальному шлему» «Штандарте» не суждена была долгая жизнь. Уже спустя семь месяцев в марте 1926 года вследствие разногласий с руководством союза «Стальной шлем» «Штандарте» вышло в последний раз. На смену ему пришел печатный орган с почти тем же самым названием: «Штандарте. Еженедельное издание сторонников нового национализма», который теперь выходил самостоятельно, а издавали его Эрнст Юнгер, Гельмут Франке, Франц Шаувекер и Вильгельм Кляйнау. Его тираж в несколько тысяч экземпляров даже близко не приближался к тиражу предыдущего «Штандарте».

Взаимопонимание, установившееся между издателями, наглядно проявляется в программной статье Гельмута Франке, написанной для первого номера нового «Штандарте»: «Мы, члены редколлегии «Штандарте», происходим из всех лагерей: от консервативного до младосоциалистического. У фашистского слоя нет программы. Он растет и действует» (19).

Но «Штандарте» выходил тоже недолго. В августе 1926 года издание было временно закрыто, так как в статье «Мученики национализма» оправдывались убийства Вальтера Ратенау и Матиаса Эрцбергера. В ноябре 1926 года Юнгер вместе с Гельмутом Франке и Вильгельмом Вайсом основал следующее издание: «Арминий. Боевое издание немецких «националистов» (частично с подзаголовком «Нойе Штандарте»), которое просуществовало до сентября 1927 года. В октябре того же года вместе с Вернером Ласом Юнгер учредил печатный орган «Формарш. Газета националистической молодежи», выходивший до 1929 года. Следующее издание также было совместным проектом Юнгера и Вернера Ласа. С января 1930 по июль 1921 года они выпускали журнал «Комменден. Находящееся вне союзов еженедельное издание немецкой молодежи».

Итак, в период между 1926 и 1930 годами Юнгер почти непрерывно что-либо издавал. Наряду с множеством статей, которые он писал для своих изданий, Юнгер публиковался в нескольких других печатных органах, например в «Дойче Фолькстум» Вильгельма Штапеля.

Отдельные статьи появлялись также в изданиях демократических левых, например, в «Литерарише Вельт» Вилли Хааса и «Дас Тагесбух» Леопольда Шварцшильда. В них Юнгер излагал свою концепцию национализма. Еще большее количество статей Юнгер размещал в «Видерштанд. Орган национал-революционной политики» Эрнста Никиша. После 1931 года он писал почти исключительно для этого издания. Период, в который он написал свои основные политические работы, оканчивается 1930 годом.

Юнгер и младоконсерваторы

После того как в октябре 1926 года руководство «Стального шлема» выдвинуло лозунг о сотрудничестве с государством, Юнгер резко дистанцировался от союза. В ноябре 1926 года он выразил свою негативную реакцию на произошедшее в «Стальном шлеме», заявив, что движение должно быть избавлено от «организованных объединений, которые обращаются в кандалы» (с. 258): «Мы требуем движения в чистой форме, а не образования связей» (с. 259). В феврале 1927 он повторил свое обвинение в «Арминии»: «Стальному шлему» присуща «бюргерская и отсюда либералистическая природа» (с.305).

За признанием государства, о котором заявило руководство «Стального шлема», стояли по предположению Юнгера группы заинтересованных лиц: «при помощи приглашенных опытных специалистов, которые достигли очень высокого уровня в искусстве политического балансирования благодаря постоянному участию в том эзотерическом дискуссионном клубе в Западном Берлине, стараются так толковать лозунг о примирении с государством, что он равным образом может являться своей противоположностью» (с. 305).

После того, как Юнгер и его соратники были вытеснены из «Стального шлема», члены «Июньского клуба» обрели увеличивающееся влияние (20). Вместе с теоретиком сословного государства Хайнцом Браувайлером на общем фоне выделялся «антибольшевик» Эдуард Штадтлер (21). Штадтлер был перед войной секретарем молодежного движения партии Центра. После войны он стал известным благодаря основанию Антибольшевистской лиги. Штадтлер был одним из первых, кто выразительно сформулировал тезис о взаимосвязи революции и консерватизма (22). В начале двадцатых годов он был одной из ведущих фигур в «Июньском клубе».

Если под Консервативной революцией понимать политическое движение, представлявшее собой взаимосвязь различных личностей и групп, которые имели общую цель, то следует прояснить, в каких отношениях находились друг с другом эти личности, где и как они объединялись.

В августе 1926 года Юнгер писал: «Дух этого национализма витает в больших городах» (с. 234). В июне 1927 года вместе со своей молодой семьей он переехал из Лейпцига в Берлин. Сначала он жил на Ноллендорфштрассе в Шенеберге, то есть в непосредственной близости от Моцштрассе, где младоконсерваторы проводили собрания в доме Шуцбунда под номером 22. Юнгер не долго задерживался в Западном Берлине. Уже спустя год он переезжает в восточную часть города, на Штралауер-аллее, где преимущественно жили рабочие (23). В 1931 году Юнгер переезжает на Дортмундерштрассе, вблизи Беллевю, а в 1932 году в спокойный буржуазный Штеглиц. Естественно, из перемены мест жительства не просто судить о развитии его взглядов. Но это было не чистой случайностью, что Юнгер на первых порах жил в непосредственной близости от Моцштрассе, что он писал «Рабочего» и жил в рабочем квартале, что его постепенный отход от занятия политической пропагандой совпал с переездом в Штеглиц.

О контактах Юнгера с младоконсерваторами известно мало. Ганс-Иоахим Швирскотт в своей биографии Мёллера приводит список участников движения младоконсерваторов, где стоит и имя Юнгера (24). Но отношения между Юнгером и младоконсерваторами были напряженными. В своих политических текстах Юнгер при случае упоминает Меллера, но кроме ссылки на книгу Эдгара Юлиуса Юнга «Господство неполноценных» (с. 432) едва ли имеются определенные указания на споры с младоконсерваторами.

Упомянутый злобный отклик об «эзотерическом дискуссионном клубе в Западном Берлине» указывает на то, что Юнгер видел для себя различия в существенных пунктах между собой и такими младоконсерваторами, как Эдгард Штадтлер, Макс Хильдеберт Бем и Эдгар Юлиус Юнг. Возможно, они были для него слишком либеральными, слишком христианскими, слишком преданы государству. Идею иерархически организованного сословного общества Юнгер решительно отвергал: «На основе крови и характера мы хотим объединяться в общины и более крупные сообщества, не обращая внимания на уровень образования, сословную принадлежность и владение имуществом, и безусловно отмежевываться от того, что не принадлежит к этим сообществам» (с.212).

Из рядов группировавшихся вокруг умершего в 1925 г. Мёллера ван ден Брука младоконсерваторов Юнгер подвергался позднее сильным нападкам. Его последовательные нападки на все буржуазное – ведущий мотив политической публицистики, который он в наиболее радикальной степени представил в «Рабочем» - вызвали сильные возражения со стороны Макса Хильдеберта Бема (25). Но Юнгер также находил и поддержку со стороны младоконсерваторов. Философ Альберт Дитрих, ученик Эрнста Трёльше и член «Июньского клуба» с первого дня его существования, вступил в перебранку с Бемом по поводу его нападок на Юнгера (26). Также Юнгер поддерживал хорошие отношения с другим флангом младоконсервативного движения, представленным так называемым Таткрайсом Ганса Церера, Гизелера Вирсинга и Фердинанда Фрида (27).

Возможности истолкования взглядов Юнгера

Оправданным ли является причисление Юнгера к числу деятелей Консервативной революции, в целом невозможно ответить на этот вопрос. По крайней мере, следует затронуть три темы.

Во-первых, следует рассмотреть личные взаимоотношения. Они могут демонстрировать наличие признаков совместной работы для достижения общих целей, даже хотя в самом конце цели могут не совпадать. Во-вторых, следует подвергнуть исследованию и сравнению конкретные политические позиции. И, в-третьих, надо искать общие черты в стиле мышления и менталитете.

Касательно первой темы было уже сделано несколько замечаний. Работа в этом направлении требует обширного разбора наследия, чтобы при помощи информации из писем и других документов личного характера воссоздать известные и неизвестные связи.

Вторая тема была хорошо освещена в работах Стефана Бройера. Сравнивая конкретные политические позиции большой группы авторов и направлений, которые Армин Мёлер и некоторые другие определили как Консервативную революцию, Бройер впечатляюще показал, что, рассматривая их по отдельности, в качестве их единственного общего знаменателя можно вывести только критику либерализма.

По мнению Бройера, этого недостаточно, чтобы говорить о единой структуре, так как к яростной критике либерализма прибегала также и другая сторона. Поэтому, утверждает Бройер, следует отказаться от термина «Консервативная революция», так как речь идет всего лишь об одном исследовательском мифе, восходящем преимущественно к Мёлеру (28).

Поиск моментов, объединяющих все течения «Консервативной революции», может также вестись по ту сторону конкретных политических программ на уровне стиля мышления и менталитета. Для Мёлера эта третья возможность имеет решающее значение. Согласно Мёлеру, ярким образцом выступает «вечное возвращение одного и того же». В этом он видит попытку нанести удар по христианскому пониманию истории. Концепция «вечного возвращения одного и того же» представляет собой противоположность линейной модели времени, с которой связана идея прогресса.

Правда, Мёлер полагает, что это «не является обязательным в равной мере» для всех, кого он причисляет к «Консервативной революции», но значимую для нее идею он видит сформулированной в учении Ницше. Он следует за Ницше в трех последовательных моментах: диагноз упадка ценностей, принятие его процесса (нигилизм) вплоть до полного разрушения старых (христианских) ценностей, чтобы разрушение могло перейти в созидание (29).

Также на уровне менталитета Бройер находит общность черт, общих для разных направлений Консервативной революции. В то время как касательно конкретных политических позиций он не находит достаточно соответствий, которых было бы достаточно, чтобы говорить о Консервативной революции как о целом, он обнаруживает у всех авторов «комбинацию апокалиптики, готовности прибегнуть к насилию и духа, царившего в мужских союзах» (30). И все же это заключение, как отмечает сам Бройер, слишком широкое и неопределенное, и поэтому также неудовлетворительное, как и заключение об общности течений Консервативной революции на основе критики либерализма.

Вывод, сделанный Мёлером, напротив, слишком узкий. Ложное утверждение, что Консервативная революция изначально своим острием была направлена против христианства, было поэтому сразу после выхода первого издания его книги подвергнуто резкой критике (31).

В рамках этой критики Мёлеру можно возразить, что он односторонне поставил в центр скорее неорганическую идею консерватизма. Если Мёлер, следуя формулировке Альбрехта Эриха Гюнтера, понимает под консерватизмом «не приверженность тому, что было вчера, но тому, что обладает непреходящей ценностью, то он делает акцент только на одной стороне консерватизма (32). Так немецкий консерватизм со временем своего происхождения в значительной степени обязан романтике органологически и исторически, то есть идее органического развития и находящейся в процессе саморазвития и принимающей различные формы истины как надвременной ценности.

В мёлеровском определении консервативного традиция романтического консерватизма, та же самая традиция, которой обязаны большинство младоконсерваторов, в большой степени была отодвинута на задний план (33). Так возникает неверное представление, что та же самая группа, которая сделала популярным лозунг о Консервативной революции, в мёлеровском понимании этой самой революции оказывается маргинальной группировкой, которой приписывают «только очень условные революционные взгляды» (34).

Отсюда исключительно закономерным является предположение Мёлера, что при соединении младоконсервативного христианства и той «Консервативной революции», как он ее представляет, одно из двух потерпит ущерб.

К относительным чертам органологического мышления в немецком консерватизме в основном следует причислить два момента: во-первых, восприятие индивидуума как неотъемлимой части общества, во-вторых, концепция истории, согласно которой одно должно вырастать из другого. Быть консерватором со времен критики Эдмундом Берком французской революции означает критически относиться к любой радикальной перемене в обществе. С консервативной точки зрения отвергается не изменение вообще, но любое изменение, которое не вызрело в обществе органическим путем.

Беря начало из критики французской революции, консерватизм с самого начала обладает апоретической структурой, свойственной Консервативной революции (35). Если однажды органическая взаимосвязь нарушается, консерватор должен прибегнуть к средству, которое он собственно отвергает. Через радикальные шаги он должен вновь попытаться восстановить общественные связи. Никакой консерватизм не может заново создать свои ценности.

Но чем глубже в прошлом скрыты ценности, тем труднее оказывается попытка вновь обрести единство. После первой мировой войны консерватизм в Германии, как показывают исследования Бройера, не был более однородным в понимании того, в чем заключается содержание общественных ценностей.

Вывод, который Бройер делает из этого события, что лучше более не говорить о Консервативной революции, можно все же признать преждевременным. Так как может быть или так, что термин «Консервативная революция» обозначает общие идеи различных групп, или что можно осмысленно говорить о «Консервативной революции» как о течении более тесно связанном, чем в работах Мёлера и его последователей.

Примечания:

(18) Ср. мнение на этот счет Маркуса Йозефа Кляйна: «Роль Юнгера в координации деятельности кругов националистов в Берлине невозможно переоценить». Markus Josef Klein: Ernst von Salomon. Eine politische Biographie. Limburg an der Lahn: San Casciano Verlag 1994, S. 152. 
(19) Helmut Franke: Sterbender Kriegerverein. В Standarte. Wochenschrift des neuen Nationalismus, 1. April 1926, Nr. 1, здесь цит. по Karl O. Paetel: Versuchung oder Chance? Zur Geschichte des deutschen Nationalbolschewismus. Göttingen: Musterschmidt-Verlag 1965, S. 63.
(20) Vgl. Alois Klotzbücher: Der politische Weg des Stahlhelm, Bund der Frontsoldaten, in der Weimarer Republik. Ein Beitrag zur Geschichte der "Nationalen Opposition" 1918–1933. Phil. Diss. Tübingen: [1965], S. 113.
(21) О роли Эдуарда Штадтлера в «Стальном шлеме» см. Ferdinand Muralt: Der «Stahlhelm» und die große Politik. In: Hochland, 30. Jg., Okt. 1932-März 1933, Band 1, S. 193–204; а также Eduard Stadtler: Seldte – Hitler – Hugenberg! Die Front der Freiheitsbewegung. Berlin: "Das großdeutsche Reich" 1930.
(22) Eduard Stadtler: Diktatur der sozialen Revolution. Leipzig: K. F. Koehler 1920, S. 143: "Я полностью отдаю себе отчет, что этот лозунг как таковой является также одновременно консервативным и революционным, как и то, что требуется от меня в политике».
(23) Horst Mühleisen: Ernst Jünger in Berlin. Frankfurt an der Oder: Förderkreis Kleistmuseum 1998. 
(24) См. Hans-Joachim Schwierskott: Arthur Moeller van den Bruck und der revolutionäre Nationalismus in der Weimarer Republik. Göttingen: Musterschmidt-Verlag 1962. Anhang B, II. Mitarbeiter, Mitglieder der Jungkonservativen Vereinigung und Einzelverbindungen, S. 176–179, здесь S. 177. К сожалению, Швирскотт не указывает, на основании каких источников он составляет этот список. По мнению Фая, Юнгер удивился бы, увидев свое имя в этом списке. Jean Pierre Faye: Totalitäre Sprachen, Band 1, Berlin: Ullstein 1977, S. 104. 
(25) См. критику «Рабочего» со стороны Бёма: Max Hildebert Boehm: Der Bürger im Kreuzfeuer. Göttingen: Vandenhock & Ruprecht 1933. 
(26) Из переписки между Дитрихом и Бёмом, коиорая находится в архиве Юнгера, можно сделать вывод, что Юнгер и Дитрих состояли в более тесных дружеских отношениях. См. die Briefe von Max Hildebert Boehm an Albert Dietrich und vice versa vom März / April 1933, DLA Marbach. 
(27) О противоречиях между Таткрайсом и вышедшим из «Июньского клуба» кружком вокруг Мёллера ван ден Брука и Генриха фон Гляйхена см. Wilhelm Wunderlich [Pseudonym?]: Die Spinne. In: Die Tat, 23. Jg., Heft 10, Januar 1932, S. 841–844. zurück
(28) См. Stefan Breuer: Die konservative Revolution – Kritik eines Mythos. In: Politische Vierteljahrsschrift, 31. Jg., Heft 4 (1990), S. 585–607; ders.: Anatomie der Konservativen Revolution. Darmstadt: Wissenschaftliche Buchgesellschaft, 1993, 1995.
(29) Armin Mohler: Die konservative Revolution in Deutschland 1918–1932. Stuttgart: Vorwerk-Verlag 1950, 1972², S. 109. Во втором незначительно переработанном издании источниковая база значительно расширена, третье содержит дополнительный том и список опечаток (Darmstadt: Wissenschaftliche Buchgesellschaft, 1989).
(30) Stefan Breuer: Anatomie der Konservativen Revolution. Darmstadt: Wissenschaftliche Buchgesellschaft, 1993, 1995², S. 47. 
(31) См. B. Wilhelm Stapel: Kann ein Konservativer Gegner des Christentums sein? In: Deutsches Pfarrerblatt 51 (1951), S. 323–325.
(32) Armin Mohler: Die Konservative Revolution in Deutschland 1918–1932, Darmstadt: Wissenschaftliche Buchgesellschaft 1972², S. 116. Также Зонтхаймер делал особенный акцент на «вечном». См. Kurt Sontheimer: Antidemokratisches Denken in der Weimarer Republik. München: Nymphenburger Verlag 1962, S. 150. 
(33) Упоминаемые противоречия между идеей развития и ценностями типичны для противоречий, в которых пребывала младоконсервативная мысль. См. B. Gustav Steinbömer: Betrachtungen über den Konservatismus. In: Deutsches Volkstum. Halbmonatsschrift für das deutsche Geistesleben. Hrsg. von Wilhelm Stapel und Albrecht Erich Günther. Hamburg: Hanseatische Verlagsanstalt 1. Halbjahr (1932), S. 25–30, hier S. 26: "Консерватизм ориентируется на вечный порядок du couer, а не на меняющиеся идеалы ratio. Поэтому он всегда и присущ человеку. (…) Государственные и общественные формы, в которых такая позиция стремится реализоваться, в пространстве и времени могут весьма различаться благодаря факторам крови и почвы".
(34) Armin Mohler: Die Konservative Revolution in Deutschland 1918–1932. Darmstadt: Wissenschaftliche Buchgesellschaft 1972², S. 141. 
(35) Касательно этих апорий см. Oscar H. Schmitz: Radikale und konservative Einstellung. In: Europäische Revue. Hrsg. von Karl Anton Rohan, Leipzig: Verlag der Neue Geist, Jg. 1, Heft 1, April 1925, S. 38–44.

Матиас Шлоссбергер, перевод с немецкого Андрея Игнатьева 

Продолжение следует...